Виктор Гусев: Закрыл собой амбразуру нефартового

С ним как-то не вяжется слово «патриарх». Хотя в спортивном комментаторстве Виктор Гусев и эпоха, и жанр, и стиль. От так же подтянут и интеллигентен, как четверть века назад, когда впервые появился на экранах телевизоров. По-прежнему играет в футбол, слушает рок, комментирует Олимпиады и чемпионаты мира.

«СТАЛИН СКАЗАЛ ДЕДУ: «КАК СТИХОТВОРЕНИЕ — ХОРОШО, КАК ГИМН — НЕ ПОЙДЕТ

— Страшно перешагивать в седьмой десяток?

— Не страшно, а странно. Время как-то ускорилось. А еще сложно осознать, например, что мой дедушка умер в 34 года….

— Тот самый известный советский поэт и ваш полный тезка?

— Да, это случилось в 44-м. У деда с детства были головные боли, высокое давление. А на пороге 35-летия — кровоизлияние в мозг. Его по здоровью не взяли на фронт, ездил туда только с артистическими бригадами. Семью во время войны отправил в Ташкент, сам работал в Москве, в радиокомитете. В жилых домах отключили отопление, деда с коллегами разместили в гостинице «Москва». Работал день и ночь. И вот….

— Поэт вел передачи на радио?

— Не только. До войны комментировал все парады и демонстрации с Красной площади. Вместе с писателем Львом Кассилем. Сидели в ГУМе и, глядя в окно, рассказывали радиослушателям, словно со стадиона. Парный репортаж — так мы сейчас это называем.

— Так рано умер и так много успел.

— Да. Интересно, что было бы, проживи он дольше. Виктор Гусев ведь, например, участвовал в конкурсе по написанию гимна СССР. Пять человек предложили свои работы, выиграл Сергей Михалков. Его стихи увековечены, а другие тексты уничтожили, чтобы не было возможности сравнить. Дед, совсем молодой еще человек, по слухам, написал более лирично. Сталин сказал: «Как стихотворение — хорошо, как гимн — не пойдет. Нужно больше твердости и державности».

«ПЕРЕТУРИН РЕШИЛ, ЧТО ЭТО РЕЗУЛЬТАТ МОЕЙ ПОДРЫВНОЙ РАБОТЫ»

— Каковы ваши чувства по отношению к нынешним комментаторам сборной на Первом канале? Ревность? Снисходительность? Равнодушие?

— Ревности нет абсолютно. Желаю ребятам удачи и очень хочу, чтобы выигрышно смотрелся сам Первый канал, кто бы ни комментировал сборную. Для меня это не просто место работы, а почти семья, все-таки я там с начала 90-х.

— Нынешняя ситуация не напоминает вам то, что случилось с Владимиром Перетуриным после вашего прихода на Первый? Ведь вы тоже вытеснили его из эфира.

— В 94-м я еще был внештатником, и нас, комментаторов, разбросали на чемпионате мира по городам США. У каждого был свой набор матчей, Перетурин должен был комментировать финал. Вдруг звонит Сергей Кононыхин, тогдашний главный редактор. И говорит: финал комментируешь ты, уже куплен билет, летишь в Лос-Анджелес. Как приказ. А Владимир решил, что это результат моей подрывной работы. Хотя мне-то — повторяю, внештатнику, новичку — тогда было за счастье работать даже на групповых матчах чемпионата мира. Так что основа назначения на матч тогда была другая — рабочая, профессиональная.

— А сейчас?

— Сейчас — другое. К моему профессионализму у руководства вопросов нет. Наверное, тут никак не уйти от темы фартовости и нефартовости, вуду и протыкания иглами, черных котов и осьминогов-пророков… Как отношусь? Немного свысока. А вообще-то футбол — шоу. И значит, в нем допустимо все, что связано с прогнозами, предрассудками, суевериями. То, что делает матч еще более захватывающим представлением. Приняв однажды эту идею, оспаривать ее теперь, когда коснулось меня самого, я не хочу и не могу. Пусть это будет частью игры. Хотя, конечно, как говорится, суеверие — это удел тех, у кого нет веры. Кто-то считает, что моя работа мешает сборной? О’кей. Наша сборная пока, увы, не настолько сильна, и если ты комментируешь подряд все ее матчи, то в итоге неизбежно ждет главное, а значит, самое досадное поражение.

Получается, я закрыл собой амбразуру для целого поколения комментаторов, которым самой профессией предписано находиться между молотом и наковальней. Не скрою, свою сборную, конечно, очень хочется комментировать. Но вот на чемпионате мира в Бразилии уступил это право более везучим коллегам, и, должен сказать, что не пожалел. А финал откомментировал с удовольствием.

— Когда жизнь бьет, используете аутотренинг?

— В свое время Первый с появлением специализированных спортивных каналов отказался от еженедельного подведение футбольных итогов. Закрылась программа «На футболе с Виктором Гусевым, и кто-то со стороны советовал: борись! Я вложил в ту программу много сил, эмоций и вообще себя. До сих пор подходят люди в провинции, говорят, что смотрят «На футболе…». Улыбаюсь. Но выцарапывать тогда ничего не стал. Нет и нет: отодвинул, забыл, пошел дальше. Переживать, воевать — себе дороже, если, конечно, речь идет о проектах, а не о близких людях. Так и живу. Не вышло? Хорошо, найду что-то еще. И жизнь всякий раз дает новые шансы.

— В связи с созданием громады «Матч-ТВ» нет ощущения, что спортивная редакция Первого окажется задвинутой за плинтус?

— Первый канал никогда не окажется за плинтусом. Что касается спорта, то ведь всегда будут Олимпиады, чемпионаты мира Европы, крупные хоккейные турниры. А «Матч-ТВ» мне очень интересен. Скажу больше: если бы я вдруг по какой-то маловероятной причине решил уйти с Первого, «Матч-ТВ» был бы, пожалуй, первоочередным выбором.

— Тогда вы в выигрыше. Сливки у вас, а рутины меньше.

— Ну, что называть рутиной… Короче, единственное, чего не хватает сейчас, — это возможности часто комментировать матчи. Контракт с Первым каналом не позволяет делать это где-то еще. А комментировать хочется. Прежде всего в творческом плане. Приедешь на чемпионат мира, отработаешь первую игру и уже чувствуешь, как возвращается профессиональная форма. А дальше все идет как по маслу. Варишься в этой атмосфере, в голове все готово для работы. Разучиться комментировать невозможно, но во время долгих пауз именно в работе такого рода теряется тонус, ритм.

ОТКУДА ВЗЯЛАСЬ ФРАЗА «БЕРЕГИТЕ СЕБЯ»

— Хоккей не решает проблему?

— Только отчасти. Кстати, считаю, что хоккей нужно комментировать только вдвоем, если вообще не втроем.

— Почему?

— Если хочешь четко и часто называть игроков, а при этом видеть изменения в тройках, происходящее на трибунах, реакцию тренеров, анализировать тактику, давать дополнительную информацию, в такой стремительной игре одному человеку за этим не угнаться.

— Откуда взялась ваша фраза: «Берегите себя»?

— Калька с американского «Take care». В начале 90-х жизнь в России была небезопасной, так что совет показался уместным. А потом — прижилось. Кроме того, это своего рода продолжение мудрого тезиса: люби себя и полюбишь других. Сегодня эту фразу говорю не только я. Ее взял на вооружение, например, мой хороший знакомый и коллега Андрей Малахов, несколько радиоведущих. В шутку думаю, не стоило ли в свое время запатентовать?

— Как получилось, что вы живете на улице Виктора Гусева?

— Дедушке в свое время выделили писательский участок во Внуково. Там сейчас мой дом. После смерти улицу назвали в его честь.

— Вы активный папа в плане побегать, поиграть с сыном?

— Делали это постоянно, пока были вместе. У нас на участке — футбольные ворота, баскетбольное кольцо, турник, батут. Но сын уже год учится в Англии. Старшая дочь, лингвист, чтобы стать музыкальным продюсером, поехала после МГУ продолжить учебу в Лондоне, встретила российского бизнесмена. Сейчас они снимают там квартиру. И Юля с мужем очень благородно сказали: пусть Миша приезжает. Сын три года отучился во внуковской школе, очень удобно расположенной напротив нашей калитки, и мы решили, что нужно двигаться дальше. Сейчас он в международной школе. В однокашниках — кого только нет, ну, просто ООН. За год здорово освоил язык. Хотя системы образования разные. Наша более фундаментальная, там больше напирают на развитие интеллекта. Сейчас думаем, что дальше.

— Сын к чему склоняется?

— Говорит, что ему везде комфортно. Мои гены.

«СЛУЦКИЙ ПРЕКРАСНЫЙ ТРЕНЕР, НО СОВМЕЩАТЬ НЕЛЬЗЯ».

— Со Слуцким знакомы?

— Да. Не раз пересекались в Москве, вместе были на недавнем юбилее нашего легендарного спортивного врача Александра Ярдошвили. А до этого Леонид встречался с моими в Лондоне, они вместе ходили на «Челси». Прекрасный тренер и очень правильно себя держит, с чем у нас, прямо скажем, бывали проблемы. Единственное, и я в этом уверен: нельзя совмещать клуб и сборную. И дело же в не том, что Слуцкий физически не успеет на тренировку ЦСКА или наоборот. Просто у человека одна голова. Которая должна быть занята одной идеей, не отвлекаясь на Лигу чемпионов, чемпионат или Кубок России. Это крайне важно. И здесь не проходит аргумент, что, мол, сборная редко собирается, и можно успевать в паузах плодотворно работать с клубом. Это очень поверхностный подход.

— В Эфиопии, где вы служили в конце 70-х, велась реальная война?

— Реальнее не бывает. Призвали после института в качестве военного переводчика. Отказаться было нельзя, да и не хотелось. Оформляли-то в мирный Ирак, где я должен был помогать с переводом специалистам по гаубицам. Но заварилась каша в Эфиопии, быстро поставили визу и перебросили. Шла война с Сомали за пустыню Огаден. Причем и те, и те провозгласили строительство социализма. Поэтому в первые месяцы советское вооружение и военные специалисты были у обеих сторон. Потом эфиопы стали говорить: почему вы сидите на двух стульях? И Брежнев принял решение в пользу Менгисту Хайле Мариама. В Сомали перестали поставлять запчасти к нашей технике, переправили оттуда людей. В итоге Эфиопия за год с помощью наших советников и кубинских солдат победила.

— В те годы было нормально сразу из института попасть на войну?

— У моего выпуска было вообще плохое распределение на работу. Годом раньше два студента-стажера остались во Франции. И комиссия ЦК КПСС в наказание закрыла для выпускников все хорошие варианты. Поэтому поехать в спокойный Ирак, даже в военной форме, считалось нормальным. Но случилась Эфиопия.

— Сами кого-нибудь….

— В людей не стрелял. Участвовал в переговорах на высшем уровне, например, с Фиделем Кастро, был переводчиком нашего главного военного советника, но и в окопах побывал. Пули рядом свистели постоянно. В какой-то момент подняла голову внутренняя оппозиция. Президентский дворец был взят в осаду. Казалось, власть вот-вот перейдет к «анархистам», как их называло эфиопское руководство. Я в это время находился внутри, рядом с Менгисту. Смотрю из окна: большой сад, страусы, клетки со львами, а между ними залегли кубинцы с автоматами… Президент весь мокрый, трясется, наш советник его урезонивает. «Что ты как мальчишка! Ты же глава страны! Посмотри, вокруг тебя кубинцы, СССР помогает, мы победим!» Переводил и такое. Президенту! Кстати, не исключаю, что требования оппозиции были правильными. Только вопрос тогда так не ставился — был приказ, рядом гибли товарищи. Просто не покидала мысль: что я здесь делаю? Интересов моей страны мне лично там не виделось, воевали два африканских государства. То есть в конкретной ситуации боя, выполнения задачи правда была на твоей стороне. А глянуть отстраненно — полный абсурд.

— Переводчиков тоже убивали?

— Погиб парень, с которым вместе жили одно время, переводчик из Горького. Подорвался в БТР. Из числа моих коллег были раненые, контуженные. Про малярии всякие я и не говорю. Сомалийцы часто брали в плен зазевавшихся одиночек, им было важно показать, что на стороне Эфиопии воюют русские. Наши пытались бежать, их расстреливали. Полномасштабная война.

АНТАРКТИКА И АНТАРКТИДА

— Как вас занесло в Антарктику в 80-е?

— Спасали научно-исследовательское судно «Михаил Сомов», зажатое во льдах. До этого совершил кругосветку, работал по линии ТАСС на туристическом «Тарасе Шевченко», выпускал судовую газету на английском для иностранцев. Была своя типография в трюме, делал фото, публиковал статьи о Советском Союзе и событиях на корабле. Газета стоила символический один цент и, кстати, пользовалась популярностью. Помню, умер генсек ЦК КПСС Черненко, и мне из Москвы прислали пять фамилий его возможных сменщиков, в том числе Горбачева. Под большим секретом. Подготовил вариант газеты на каждого. Выпустил, ясно, один.

— И послали в Антарктиду?

— Да отплавал восхитительную кругосветку — из Сингапура, через Средиземное море, Атлантику — и вернулся в надежде на освободившееся место в спортивной редакции ТАСС. Несколько лет рвался — бесполезно. Как только вакансия, сразу берут блатного. А Сева Кукушкин, шеф, говорит: «Ну что, приплыл? Теперь в Антарктиду». Думал, шутит. Оказалось, все серьезно. Позвонил генеральный директор агентства Сергей Лосев: ехать больше некому, действующий загранпаспорт моряка только у тебя.

— А Антарктида — уже заграница…

— Главное, что шли с неизбежным заходом в Новую Зеландию, для пополнения горючего. Погрузились на ледокол «Владивосток», поплыли на Южный полюс. Руководил экспедицией Артур Чилингаров. Пробились через льды, затем впервые в истории над Антарктидой в условиях полярной ночи взлетел вертолет.

— И вы на борту?

— Один из двенадцати, по-моему. За 200 километров до «Сомова» наш «Владивосток» застрял во льдах, пришлось лететь. Передали ученым письма из дома и надежду. Провиант у них еще был. Но судно уже трещало — льды сдавливали. А в итоге спасли ребят, вывели на чистую воду. За то плавание Чилингарову присвоили Героя Советского Союза, а меня наградили «За трудовую доблесть». В дополнение к «эфиопской» медали «За боевые заслуги».

— Неужели и после этого не взяли в спортивную редакцию?

— Взяли. Генеральный директор ТАСС по возвращению сказал: «Проси, что хочешь». Я про свое. Он удивился: «Мы тебя хотели собкорром в Англию или в Америку направить».

— Не жалели потом?

— Нисколько. На первых порах помог язык. В редакции сидели корифеи. Но почти никто, кроме Кукушкина, по-настоящему не знал языков. С телетайпов зарубежных агентств сходила информация, которой мало пользовались. А я начал все читать, рассказывал, меня спрашивали, откуда я это знаю. Словно открывал для людей новый мир в их же досконально изученных видах спорта. А главную журналистскую основу, правильный русский язык — как это ни странно — дал инъяз. В институте ему уделяли не меньше внимания, чем иностранным.

СИЖУ, КОКОСЫ КОНЧИЛИСЬ, НИЧЕГО НЕ ЗНАЮ

— Что было самым противным на острове в «Последнем герое»?

— Отсутствие информации. Сильно выбился из привычного жизненного ритма. На Большой земле осталась интересная работа, а я сижу, кокосы кончились, ничего не знаю, еды никакой… Хотя голод переносил нормально. А вот физически пришлось нелегко. Конкурсы требовали серьезной готовности, а на острове входил в тройку самых старших участников. И в первом же испытании травмировался.

— Сильно?

— Толкая по джунглям вместе с командой тяжелую тачку, на определенном этапе рванул на гору устанавливать факел, хотя лучше бы доверить это более юркому и молодому. Сделав дело, поскользнулся, полетел в обрыв, на камень, пробил подбородок. Меня зашивали, а через дырку кровь текла в рот. С тех пор стал носить бороду, чтобы шрам прикрывала.

— Почему вас не отвезли в больницу?

— По условиям конкурса нельзя было выпадать из процесса даже на день. Остался на острове со своими швами, следующей ночью мок под дождем в спальном мешке, стонал от боли и думал: «Что я здесь делаю?».

— До поедания тараканов не дотянули?

— Нет, зато ел тухлую рыбу. Как бы тухлую.

— То есть зритель был обманут?

— Мы были обмануты. Рыба издавала жуткий запах, руки нам связали за спиной, чтобы мы ничего не разворошили. А под нормальную рыбу положили тухлую. Людей рвало, но тухлятиной нас все же не кормили, иначе потом пришлось бы сворачивать шоу. У американцев, кстати, жестче в плане нормальной еды. Не дают вообще ничего. Но там селят на островах, где можно хоть что-то добыть. А доминиканцы дали нам остров, где одни кокосы и немножко крабов — поймаешь, если повезет. Поэтому нам все же выдавали по 100 граммов риса в день. И туалетную бумагу. Вот это уже американское правило. Ну, не могут они без нее. Не жили в СССР.

— Профессия комментатора подкидывала экстрим?

— В Албании однажды привели в офис директора стадиона. Оказалось, это и есть комментаторская позиция. Кабинет с зарешеченным окном, на столе телефон. Комментировал, глядя на поле через решетку. Есть даже видео — наш оператор Максим Артемов снял снаружи. А в бразильской Форталезе, где сборная в 1998 проиграла 1:5, вместо оборудованной позиции привели в каменный склеп. И удивились: «Разве вы не взяли с собой аппаратуру? Посмотрите на немцев. Они запасливее. Нет розеток? Правильно, удлинитель — тоже ваша забота».

— И как выкрутились?

— Взял у бразильцев мобильный телефон весом в килограмма два. Они подарили мне ровно минуту разговора. Дозвонился Андрею Голованову, который сидел в Останкино на подстраховке. Успел продиктовать состав наших. И больше ничего.

— Голованов справился с репортажем?

— Конечно! С большим уважением отношусь к Андрею. Он правильно готовится к репортажам. И к тому же «многостаночник», очень разносторонний. Прокомментирует любой вид спорта.

МУЗЫКА

— В футбол играете?

— Хожу в Лужники по субботам в компании школьных и институтских друзей. В последнее время, правда, стал немного лениться. Езжу с командой артистов «Старко», где, увы, сейчас больше комментирую, чем играю. Однажды даже бегал по полю с микрофоном, пытаясь делать все одновременно. Но получилось в итоге не то ни се, и мы с капитаном и организатором клуба Юрием Давыдовым от этой идеи отказались. А вот недавно вышел на поле с нашими артистами против группы Muse.

— Да ну!

— Похвастаюсь: забил победный мяч. Правда, Мэттью Беллами они рисковать не стали, пожертвовали только здоровенным басистом. Остальные — звуковики, осветители.

— Самое время перейти к музыке. Храните ей верность на пороге седьмого десятка?

— Конечно. Недавно «угробил» отпуск: делал стихотворный перевод продолжения великого диска группы Jethro Tull — «Thick as a Brick-2». По просьбе ее лидера и моего давнего друга Иэна Андерсона. Он разместил перевод в буклете расширенного издания. А в этом году предложил мне сделать для сентябрьских гастролей в России перевод и либретто своей рок-оперы. Про человека, в честь которого названа группа, — ученого, в свое время придумавшего плуг.

— Как вас отблагодарили?

— Иэн с самого начала сказал: с него — только билеты, автографы, диски. И пиво. Конечно, говорю, какие вопросы! Это же огромная честь. Андерсон для меня — кумир, как для кого-то Пол Маккартни. Разве можно было бы с The Beatles требовать денег за перевод их бессмертных песен?

— Как вы познакомились?

— В ресторане. Институтский однокашник Володя Воронов предложил организаторам еще самых первых российских гастролей Jethro Tull угостить группу в «Пушкине». И меня позвал.

— Что еще, кроме Jethro Tull?

— Слежу за прог-роком. В котором культовая фигура сегодня, конечно, Стивен Уилсон, основатель Porcupine Tree и еще нескольких проектов. Очень важный человек для современной рок-музыки, чуть ли не Beatles и Джордж Мартин в одном лице, так как, ко всему прочему, еще и здорово делает записи, а также ремастирует диски из великого прошлого прог-рока. Ходил на его концерт в лондонском «Альберт-холле». Потрясающе. И сразу после хотел попасть на Дэвида Гилмора из Pink Floyd, он только что выпустил новый диск. В том же театре. Но на Уилсона билет стоил 30 фунтов, а на Гилмора — тысячу! Дай-ка, думаю, повременю.