5 лет без Маслаченко

28 ноября 2010 года не стало Владимира Маслаченко. За два месяца до того печального дня великолепный вратарь и комментатор поделился воспоминаниями для книги обозревателя «СЭ» Игоря РАБИНЕРА «Спартаковские исповеди».

В память о Маслаченко приводим отрывок из его монолога. Подводя его итог, комментатор заметил: «Все моменты своей карьеры я помню, словно они были вчера. Потому что «Спартак» в моей жизни — большая любовь, в которой не могло быть ничего проходного. Каждый день, каждый матч были главными. Да сейчас прекрасно понимаю: когда комментирую «Спартак», уши торчат все равно, куда ты их ни засовывай. Но, в конце концов, разве нужно стесняться своей любви?..

С того момента прошло уже больше 60 лет, но я по сей день его отчетливо помню. Однажды я заснул в спортзале стадиона «Спартак» в Кривом Роге, где пропадал днями и ночами. И меня там в два часа ночи нашла мать. Искали по всему городу — а я безмятежно спал на матах.

Вот с тех очень давних пор и поселилось в моем сердце это слово — «Спартак». По натуре я однолюб. Если уж с женой мы вместе 52 года, а это — «вредное производство», тут год за два можно считать (заразительно хохочет)… Вот и с клубом — такая же история. Однажды попав в московский «Спартак», я больше никогда не болтался по командам, хотя возможностей было — не счесть.

Рядом с тем поселком в Кривом Роге, где я жил, находился стадион «Строитель», а до «Спартака» надо было ехать на трамвае. Зато там были интереснейшие для мальчишки водные пространства — одна река, вторая, а между ними какой-то затопленный рудник, глубину которого никто даже и не знал. До и после тренировок мы с дружками бесконечно прыгали в воду с крутых берегов, со скальных участков высотой метров 10 — 15. Полеты были такие — дух захватывало.

В общем, любил я это место — и полюбил название «Спартак». Тогда ведь, после войны, началась эра великих «Динамо» и ЦДКА. И когда тебя спрашивали, за кого ты болеешь, то добавляли: «За ЦДКА или за «Динамо»?» А я отвечал: «За «Спартак» — и на меня смотрели как на свалившегося откуда-то с Луны.

А я и не знал, что такое «Спартак» московский! У нас там было только радио, Вадим Синявский. Но вырос я на стадионе «Спартак» и усвоил, что болеть можно только за него. И командой моей первой, естественно, стал криворожский «Спартак».

Потом был днепропетровский «Металлург» — и я уже оттуда мог перейти прямо в «Спартак». Тогда бы моя карьера наверняка ограничилась только двумя клубами. А было так. В 54-м году «Металлург» неожиданно для всех вышел в полуфинал Кубка СССР. Я, 18-летний, отыграл в основном составе все игры с 1/128 финала. И перед полуфиналом, который проходил осенью в Москве, нас поселили не где-нибудь, а в Тарасовке! Только не там, где жил «Спартак» — в деревянной гостинице, а на другой стороне, где были финские домики.

Там было очень холодно — мы на одном матрасе спали, другим укрывались. Тренировались на том же поле, что и «Спартак», сразу после него. Хоть и шел дождь, две трети спартаковского состава оставались у поля — любопытствовали, что это за никому не известные люди из Днепропетровска, которые ворвались в четверку лучших команд Кубка. В те времена этому турниру придавалось большое значение.

И вот уже тогда, на тренировках, я летал и нырял. Не знаю, обратили ли на меня внимание в тот момент, но в конце 55-го года, на традиционном послесезонном собрании тренеров и начальников команд, Николай Старостин рассказывал близким ему людям, что собирается пригласить меня в «Спартак».

Это услышал Николай Морозов, который в 66-м году приведет сборную СССР к ее высшему достижению на чемпионатах мира — 4-му месту. А его как раз пригласили в Днепропетровск по договоренности на год, потому что у нас тренер умер. Он подошел к Николаю Петровичу и сказал, что в «Металлурге» понаблюдает за мной, поработает — а потом вернется в Москву и передаст им из рук в руки.

Но вышло по-другому. Вернувшись из Днепропетровска, Морозов стал начальником команды «Локомотив». И вместе с Борисом Аркадьевым, «Локомотив» возглавившим, они быстренько меня туда затащили. Про интерес «Спартака"-то мне известно не было, зато из других городов — Киева, Донецка, Кишинева — у меня была пачка телеграмм.

А Аркадьев — глыба. Видите (показывает на тумбочку около кровати. — Прим. И. Р.): одной из двух моих настольных книг является его «Тактика игры». Он опередил время не на годы — на десятилетия. Много лет спустя автор тотального футбола тренер «Аякса» Стефан Ковач сказал мне: «Тотальный футбол на самом деле придуман вами. Просто в «Аяксе» я нашел игроков для его воплощения. А школу я прошел в Советском Союзе у Михаила Товаровского по книге Бориса Аркадьева «Тактика игры».

Пять лет я честно отработал в «Локомотиве», выиграл с ним Кубок СССР (кстати, в финале 1957 года мы обыграли как раз «Спартак» — 1:0), серебряные медали чемпионата. Попал оттуда в сборную, где был вторым вратарем после Льва Яшина на чемпионате мира 1958 года в Швеции. Это время вовсе не было для меня потерянным, и «Локомотиву» я благодарен.

Но мой любимый «Спартак» не мог никуда от меня уйти.

***

В сборной мы со спартаковцами регулярно встречались. И к тому же чемпионату мира готовились как раз в Тарасовке. Вот «спартачи», как их все называли, и стали звать меня к себе. Особенно усердствовал Толя Масленкин.

Тогда, во время подготовки к Швеции, состоялся мой первый матч в составе «Спартака». Основной состав сборной со Львом Яшиным в воротах, Стрельцовым (в тот момент еще не произошло несчастье), Ивановым, Ильиным, Нетто и другими звездами играл против «Спартака». Учитывая, что вся национальная команда тогда сплошь состояла из «спартачей», условный «Спартак» на самом деле был дублем. Его усилили несколькими игроками из других команд, в том числе мною. Самым известным из моих партнеров был Алексей Парамонов. И мы их «дернули»! После той игры Парамонов, олимпийский чемпион Мельбурна, подошел ко мне и спросил, не хочу ли я в «Спартак».

Такие вещи западали в душу. Общаясь постоянно со спартаковцами в первой и молодежной сборных, я все больше проникался мыслью: это мне нравится все больше. Хотя в «Локомотиве» мы были очень дружны, но судьбой мне было предписано другое, и я это чувствовал. «Спартак» здесь (показывает на сердце. — Прим. И. Р.) все время был.

Я не пропускал ни одной игры «Спартака» — естественно, когда они не совпадали с матчами «Локомотива». У нас всех были билеты участников чемпионата СССР, которые давали нам право проходить на любой стадион страны. Солидные такие билеты, их до сих пор храню. Так я при первой возможности посещал спартаковские матчи.

И вот в 59-м году «Спартак» решил взять меня с собой в турне по Южной Америке.

В «Локомотиве» таких поездок и близко не было, а если они и возникали, то не были мне интересны. А тут — Южная Америка! Безумно хотел сыграть против этих людей и окунуться в атмосферу этих стран и стадионов. Уже пригласили в контору «Спартака», чтобы оформить в поездку. И вдруг бац — у «Локомотива» возникает турне в Болгарию. Как назло!

Я обратился к Морозову и попросил разрешения съездить со «Спартаком». Но он, к тому времени уже сменивший Аркадьева на посту старшего тренера, не разрешил. Пришлось ехать в Болгарию. Чувства мои вы понимаете. И когда мы вернулись, я тут же подал заявление об уходе. Оно мне однажды здорово аукнется: Морозов затаил за тот демарш жуткую обиду, и в 66-м не взял меня на чемпионат мира.