Олег Романцев - о прошлом, настоящем и будущем

Олег Романцев — о футболе прошлого и настоящего, о рыбалке и не проснувшемся желании тренировать.

Бывший тренер «Спартака» и сборной России стал одним из героев программы «Истории футбола» и дал в её рамках откровенное интервью.

«Стараюсь смотреть все матчи в туре»
— Олег Иванович, насколько Вам интересен сегодняшний футбол?
— Очень интересен. Я последние несколько лет смотрю его как болельщик, а не как тренер или футболист. Раньше футбол для меня был тяжелым видом спорта. Я не мог расслабиться и посмотреть со стороны. А сейчас делаю это и получаю просто удовольствие как болельщик.

— Есть от чего получать удовольствие? Не стал футбол скучней за эти годы?
— Нет. Я люблю чемпионаты, где до последнего тура ничего не решено: ни чемпион, ни серебряный и бронзовый призер, ни те команды, которые вылетают. Вот прошлый сезон очень интересен был. Я надеюсь, что и в этом году до последнего тура ничего не будет решено. Смотреть футбол ради футбола мне немножечко надоело. Мне уже хочется за кого-то поболеть — это какие-то эмоции, адреналин появляется.

— То есть вас интересует чисто спортивная интрига, а не в какую линию выстроились защитники?
— Именно. Когда идет тур, я стараюсь смотреть все матчи. Лигу чемпионов и Лигу Европы тоже смотрю. А вот товарищеские матчи не люблю. Они больше для специалистов, а не для болельщиков.

— А на стадион ходите?
— К сожалению, редко, не всегда позволяет здоровье.

— На новом стадионе «Спартака» не были?
— Как же не был — был!

— У вас там отдельное место или ложа?
— Отдельного места, наверное, там ни у кого там нет. Есть ложа руководителей, вип-места. И я очень благодарен, что мне выделяют билеты на каждый матч.

— Еще на слуху последние матчи сборной России: как их оцените? Капелло виноват в том, что мы так играем, или общее состояние футбола в стране?
— Фразу: «выигрывает команда, проигрывает тренер» еще никто не отменял. Возможно, он не тех поставил, не ту тактику избрал. Но в первую очередь надо спрашивать с тренера. Другое дело, что он поставил не всех сильнейших на тот момент. Были люди посильней, которые остались в запасе. Может быть, они довели те матчи до победы. Так что вина тренера серьезная.

«У меня была психологическая опустошенность»
— Вы как-то сказали, причем даже не прессе, а другу Тарханову: «рассказать я могу, а показать — уже нет». Это к вопросу о том, почему вы не тренируете. Важно ли это для тренера — показать?
— В качестве примера приведу слова моего названного отца, как в футболе, так и в жизни — Николая Петровича Старостина. Я еще думал, чем заняться после игровой карьеры, а он мне сказал: «Раз ты был капитаном, значит, тебя уважают футболисты. А раз тебя уважают футболисты — ты можешь быть тренером». И то же самое он сказал про мою тренерскую деятельность: «Романцев может не только рассказать, но и показать, а для футболистов это очень важно». А вот теперь у меня другое состояние: рассказать могу, и много рассказать, а показать — не могу.

— Без этого — никак?
— Показывать на своем примере желательно. Нет, у нас есть и очень возрастные тренеры, которые только рассказывают, и их рассказа достаточно. Но показать — еще лучше.

— По вашим словам, за последние 9-10 лет, у вас было несколько предложений, в том числе из-за рубежа. Вы не приняли ни одного. Почему?
— В том числе, по причине, о которой мы только что говорили. Я хотел бы не только говорить языком, но и показывать. Но была и другая причина — некоторая психологическая опустошенность. Ведь одно время я на трех серьезных работах работал. И все они были настолько серьёзные и ответственные, что я, можно сказать, ходил по лезвию ножа. Эту ответственность я чувствовал, прежде всего, перед болельщиками. Руководители для меня особо никогда не существовали. Мог с любой работы взять и спокойно уйти. А вот болельщиков, которые ходят на стадионы и в снег, и дождь, и град, обманывать не хочется. Вот перед ними было бы неудобно, если бы я, придя на работу, не смог полностью отдаться. У перед глазами есть пример. Это было лет десять назад, я уже не тренировал «Спартак». И тут решил поехать на игру в «Лужники». «Спартак» тогда играл неважно, я подумал: ребят надо поддержать, может, в раздевалку зайду, там еще мои пацаны играли. Приехал, до футбола еще где-то час. Народу вообще никого, по одному идут. Ветер, осень. И вдруг смотрю — идет старый человек, лет, наверное, 80 ему. Навстречу ветер чуть ли не ураганный, он шарфиком обвязался, наклонился и идет. А лицо злое-презлое, но все-таки идет поддержать любимую команду, несмотря на непогоду, на то, что сама команда играет неудачно. Я подумал: вот бы пацанам показать его. Завести был этого деда в раздевалку — так они порвут любого!

«Не жалею, что отказался от Испании»
— В свое время вы могли тренировать в Испании. Вы сами расхотели ехать или обстоятельства не сложились?
— Сам. Пожив там несколько дней, заскучал по Родине. Есть люди, которые не могут жить за рубежом. Я из их числа. Ну вот не могу я без России, хоть убей меня. В итоге я извинился, ведь они долго ждали меня. Но не смог там работать.

— Вы жили в Депортиво, в самом городе?
— Да, в самом центре. Я с болельщиками встречался, с руководством. Отличные люди. Просмотрел почти все игры «Депортиво» — естественно, видеозаписи. Но психологически так и не смог себя настроить.

— Вы ведь и контракт уже подписали фактически?
— Предварительный.

— Никогда не жалели потом?
— Нет. Я всё сделал правильно.

— Несмотря на то, что вас приглашали работать в один из сильнейших чемпионатов на планете?
— Кстати, через год «Депортиво» стал чемпионом в Испании. А если бы я пришел, неизвестно чем бы закончилось.

— Вы сами сказали президенту «Депортиво», что не сможете остаться?
— У нас была такая договоренность: я поеду в Москву, решу свои дела, а дальше если соглашусь, то прилечу.

— Правда, что вы планировали позвать к себе, если все срастется, Мостового, Кулькова и Радченко?
— Да.

«Щука — боец сумасшедший»
— Вы продолжаете рыбачить?
— Да, но, к сожалению, реже. И энтузиазма с возрастом поменьше стало, и, может быть, пресытился. В этом году ездил на рыбалку не больше десяти раз.

— Успешно съездили?
— С переменным успехом. Иногда побеждала рыба — не попадалась.

— Любите поплавок или спиннинг?
— И то, и другое. Но со спиннингом устаю бросать — спина побаливает.

— В принципе, вы рыбак укомплектованный? У вас есть и удилища, и воблеры?
— Да. И поплавок заводской.

— Рекордные уловы у вас есть?
— Первый раз поймал большую рыбу на Бахте, большая была. А на Рессе, вы удивитесь, 7 килограмм 200 грамм щуку поймал на блесну.

— На Рессе?
— Ресса — это приток Угры. Угра — приток Оки. Ока — приток Волги. То есть в Каспийское море можно с Рессы попасть.

— Вообще, 7200 не просто вытянуть, с ней еще надо побороться.
— Да, тем более щука — боец сумасшедший. Пришлось леску наматывать на руку, но леска у меня хорошая на этот раз попалась. Латник был, я на руку намотал и лодку потащило. Никто такую щуку не ожидал. У нас, правда, гарпунчик небольшой был. Пришлось ее в воде добивать, тогда вытащили.

— А с гастрономической точки зрения, вам какая рыба интересна?
— Как раз эта щука оказалась сухой и не вкусной. С гастрономической точки зрения я люблю что-то типа камбалы. Палтус, камбала, хариус. В Сибири-то у нас хариус есть, очень вкусная рыба. Я ее очень люблю.

— Про подледную ловлю не спрашиваю.
— Почему? Спросите! На Рессе бывал иногда. Может, терпения у меня нет, но я часами сидел, и ни одной поклёвки не было. Раз десять ходил, и в итоге перестал. Не моя, видимо, это рыбалка.

— В рыбалке, как и в футболе, интересует результат? Или все-таки процесс?
— Вот здесь процесс. Результат не очень интересует, потому что, когда я далеко от дома, то рыбу в основном выпускаю. Не тащить же ее домой. Если только там же сварить, на уху…

«Мне так и не удалось огрубеть»
— Вернемся к футболу. Был в 1990-х какой-то момент, который заставил вас изменить отношение к прессе? Почему стали закрываться?
— Я обычный человек. Написали хорошо — давайте общаться. Но меня бесит несправедливость некоторых людей. У нас был момент, когда мы вообще старались с прессой не общаться. На командном собрании решили. Ребята посчитали, что-то сказано несправедливо. Сейчас понимаешь с возрастом, что многие вещи были по делу. Но тут важно, как преподать? Можно критиковать, а можно унижать и обижать — это две разные вещи. Когда обижают и унижают, вот это я простить не смогу.

— Еще вначале 90-х вы могли спокойно пообщаться с журналистом о Чехове, о Достоевском. Было такое?
— Я и сейчас могу поговорить о ком угодно. Я не перестал читать, не перестал повышать свое образование. Не перестал восхищаться нашими писателями. И я горжусь, что мне удалось прочитать большинство из этих книг.

— Речь не о том, что вы перестали читать. Речь о том, что вы стали закрыты в какой-то момент.
— Я просто считаю, что есть более интересные люди. Поэтому стараюсь только в исключительных случаях появляться на экранах и в газетах — когда действительно чувствую, что мое мнение важно или я как человек кому-то интересен. А так с каждым годом появляются все новые люди, новые имена. Я могу что-то повторить, что-то снова рассказывать. А они могут рассказать что-то новое. И болельщикам, читателям это будет интереснее.

— Цитирую одну вашу фразу: «Мне хотелось бы огрубеть, сделаться не чувствительным, потому что это необходимо футбольному тренеру. Но я этого не умею, я очень раним от природы». Удалось ли вам в итоге огрубеть?
— Нет, не удалось. Я как раз недавно думал об этом, хорошо это или плохо. Думаю, хорошо. Сам я не смог этого сделать, но своим ребятам, которые сейчас тренерами работают, очень часто советовал: будьте чуть пожестче, погрубей. Легендарный Анатолий Владимирович Тарасов часто говорил мне: «Надо уметь резать мясо».

— Легендарная фраза.
— Когда я еще в «Пресне» работал, он приезжал иногда ко мне в баньке, попариться поговорить. Я его, естественно, раскрыв рот, слушал. Но иногда и вопросы задавал. Однажды спросил: «Вот что мне делать с футболистом? Тренируется он лучше всех, но не подходит в состав. Как-то неудобно сказать, мол, до свидания. Он дисциплинированный». И Анатолий Владимирович сказал: «Олег, хочешь быть тренером, нужно уметь резать мясо». Я вот эту фразу запомнил, и своим ребятам пытаюсь ее повторять.

— Но вы ведь тоже резали мясо…
— Приходилось. Анатолий Владимирович оказался прав. Хочешь быть тренером — режь! А если соплёй ходить, вареником, холодцом, то никогда команды не будет.

— Тяжело потом переживали эти моменты?
— Тяжело, очень тяжело. Когда человека отчисляешь, впечатление такое, что переживаешь больше, чем он.

— В какие моменты вы бываете сентиментальным? Что вас особенно трогает в душевном смысле?
— Я с удовольствием, но в то же время тяжело смотрю военные фильмы. Те люди, кто был на фронте, не важно, совершили они подвиг или нет — они все герои.

«Я был и остаюсь в хороших отношениях с Гинером»
— В пору президентства в «Спартаке» вы называли себя не очень хорошим президентом. Тем не менее, «Спартак» существовал. На какие деньги? Как вам удавалось сводить концы с концами? Были только трансферы или что-то ещё?
— Только трансферы. С матчей много не заработаешь. Это аренда стадиона — и не только поля — автоматически это аренда беговых дорожек, аренда подтрибунных помещений, милиция, за все это надо платить. Если в день матча закрывали рынок, за это тоже брали. Так что единственный вариант был — отдавать футболистов. Правда, так сложилось, что многие футболисты сами хотели поехать на заработки — времена-то были тяжелые. Мы-то не могли платить большие деньги. Есть слухи, что я Цымбаларя не отпустил, Тихонова — но это не так. Подошли бы, спросили. Я только — как тебе лучше, как тебе удобнее, как ты скажешь.

— Титова не отпустили.
— Нет. Не было такого. Я не знаю, кто такое мог сказать. Подошел бы Егор, сказал. Да, он ведущий, он нужен команде. А что остальные? Онопко, Никифоров, они что — не нужны были? Конечно, нужны. Но здесь еще нужно быть человеком, а не только тренером, который по головам идет. И поэтому я спокойно их отпускал.

— Продажа клуба была безвыходным решением, безальтернативным на тот момент?
— Что значит — продажа?

— Червиченко же купил акции.
— Не знаю, что он там купил. Я не финансист. Просто нужно было, чтобы кто-то более серьезно финансировал клуб. Ну, мы выиграли сначала три, потом уже пять чемпионатов. Но видно было, что цены-то растут. Мне как президенту не очень приятно было, что наши футболисты получают по 10 тысяч — чемпионы, в Лиге которые играют! А рядом команда, которая играет в Москве, пятая-шестая, но платит по 50 тысяч. Мне самому уже было неудобно. Поэтому когда сказали, что есть люди, которые поднимут уровень жизни «Спартака», зарплаты, я спокойно ушел и все подписал. Пожалуйста — будьте вы руководителями клуба.

— Наверно, глупо вас спрашивать, жалеете ли вы?
— Я не могу точно ответить на этот вопрос: почему, потому что у меня была полная уверенность, что когда футболистам будут платить столько же, сколько их соперникам, мы будем продолжать выигрывать. Да, о том, что случилось дальше- я жалею. А о том, что ушел — нет.

— Известный факт, о котором все говорят: Евгений Гинер мог стать владельцем или совладельцем «Спартака». Что помешало?
— А разве есть такой факт? Я с Евгением Ленноровичем и тогда был в очень хороших отношениях, и до сих пор остаюсь. Считаю, что он один из сильнейших, если не сильнейший президент в нашем футболе. Он смог находить себе тренеров, с которыми идет одной дорогой. Можно сказать — в одну дудку дуют. У него Газзаев сколько работал — выигрывал. Сейчас Слуцкий работает — выигрывает. Но я не помню такого, чтобы он мог прийти в «Спартак». Если бы он захотел, наверное, он стал бы президентом.

«Я никогда не имел над собой начальство»
— Вы работали в «Сатурне» и «Динамо». Чем был полезен этот опыт? И был ли он вообще чем-то полезен?
— Я пошел туда только в связи с тем, что не мог подвести своих товарищей, друзей. Внутренняя готовность у меня была все-таки не очень высокая. Возглавить «Сатурн» меня попросил губернатор Громов, с которым мы были в отличных отношениях, и, надеюсь, будем. А в Динамо позвал Заварзин, с которым мы раньше работали в «Спартаке». Он очень хороший организатор, и мы с ним тоже до сих пор остались хорошими друзьями. Когда Динамо вылетало, он попросил помочь. Чем мог — помог.
— Как вам там работалось с учетом того, что до этого вы все-таки решали первостатейные задачи?
— Надо было, наверное, немножко по-другому мне себя вести. Заключить контракт на два-три года с перспективой: мол, в этом году то, в следующем — то и через два-три года выходим на ведущие роли. А я и в первом и во втором случае говорил, сколько могу — помогу, решим такую-то задачу — и хорошо. Но в «Сатурне» они подумали, что там поздно что-то решать. А Динамо осталось в Премьер-лиге. И после решения этой задачи я написал заявление.

— На каком-то этапе вы превратились из полноценного монарха, владельца и управленца в подчиненного. Вот это вам мешало в «Сатурне» и «Динамо»?
— Это, наверно, было главное. Я никогда не имел над собой начальство. И не имею. И уверен, что не буду иметь. И некоторые предложения, которые поступали из российских в том числе клубов, прежде всего, подразумевали, что надо мной будут начальники. Пожалуйста, по жизни у меня все начальники. Я в жизни не слишком пробивной и опытный. Но на футбольном поле у меня начальников быть не должно — ни президента федерации футбола, ни министра спорта — никого. Доверяете мне — значит, доверяйте. Не доверяете — я тогда сразу ухожу.
«За кого болеет внучка? Это не обсуждается!»
— Есть тренеры, которых вы можете назвать своими учениками?
— Учениками? Не стал бы такими словами бросаться, что я учитель — они ученики. Это, скорее всего, люди, с которыми мы вместе учились — я рос как тренер, они росли как футболисты. А потом, наверное, что-то почерпнули от меня, а, может, и многое. Для меня вот Бесков — учитель! Что я от него взял? Да почти все! Все, что умею как тренер.
Знаете, что хочу сказать на эту тему? Если кто-то из них скажет, что я учитель, я буду очень рад. Но сам я говорить, что они мои ученики — никогда не буду. Они мои и соратники, и одноклубники, и товарищи, и друзья, и партнеры. Все, что угодно.

— Внучка с вашей помощью обратилась к стезе спортивной журналистики?
— Наверное, она все-таки насмотрелась моих и интервью — я ее брал с собой на пресс-конференции, на футболы таскал. Она попробовала — сказали, что начало получаться. И если получится, я буду очень рад. Она хочет поступать в МГУ на факультет журналистики. Ходит туда на лекции, на какие-то дополнительные занятия. Так что она серьезно этим делом занялась.

— А на футбол ходит?
— Да, и билеты спрашивает. Снабжаю.

— За кого болеет?
— Это даже не обсуждается.

— Олег Иванович, почему вы не написали книгу, которую обещали?
— Коплю материал…

— Может, как раз Алина в качестве литератора?
— Не исключаю. Да, вы правильно сказали. У меня мысль такая была. Повзрослеет, чуть заматереет. Главное, опыт появится.

Вместо P.S.
— Без футбола можно вашу жизнь назвать полноценной?
— Ни в коем случае! Я даже представить себе не могу, кем бы я был без футбола. Наверное, стал бы каким-нибудь педагогом. Все-таки внутри во мне заложена командная нить. Может, был бы директором школы. Во всяком случае, для меня важно, чтобы никто не приходил и кулаком на меня не стучал.

— Честно говоря, вопрос был про последние годы. Сейчас у вас нет ощущения, что вам не хватает футбола?
— Если честно, нет. Я в футболе живу. По телевизору, на стадионах. И у меня еще есть одна прекрасная вещь — я имею возможность общаться со своими партнерами и воспитанниками. Я за ветеранов играю, мы собираемся, и это больше счастье. Разные плеяды, но команда как была дружной, так и осталась.

— Последний вопрос — опять вас цитирую: «Однажды понял, что мне неохота идти на работу. Вот неохота и все. Если вкалывать через силу — хорошего не жди, творчества не будет». У вас не появилось желания идти на работу?
— Пока не появилось. Не хочется.

— То есть вы пока не собираетесь возвращаться?
— Через силу идти неохота. А такого дикого желания, чтобы встать, помыться, побриться и пойти на работу — пока нет.