Год без Черенкова

В воскресенье, 4 октября, исполнился ровно год, как ушел из жизни Федор Черенков.

Вчера на Троекуровском кладбище ветераны почтили память народного футболиста.

У Черенкова был чудесный почерк. Я караулил Федю в Тарасовке у изъеденного дождями заборчика, — и он, идя с тренировки, подписывал новую и новую программку.

Сегодня достаю одну из них, разглаживаю на складках. Кто-то из того «Спартака», расписываясь, ставил рядом номер — годы спустя спасибо им за это. Иначе и не понять.

Но Федор оставался Федором даже в делах никчемных. Фамилию свою выводил старательно — «Черенков». Добавляя что-то витиеватое в завершении. Вот одна программка, вот еще одна — тоненькая с матча против «Арарата», почти журнал, выпущенный к «Нанту»… Хоть бы раз дрогнула Федина рука, — но нет!

Как-то сорвалась капелька пота с челки прямо на завитушку, только-только выведенную, и Федя, любимый футболист всех-всех-всех, виновато смахнул ее мизинцем. А след остался — вот он, сейчас передо мной.

Я глажу рукой эту программку, растекшийся след советского фломастера — и хочется плакать.

* * *

Если откуда-то сверху Федя видел и слышал всех пришедших на Троекуровское, — ему было тепло и неловко.

Никто не говорил громко — но всех было слышно.

Вот человек, похожий на Федора словно брат.

— Это брат и есть, Виталий, — отвечает мне кто-то из спартаковских ветеранов.

— Двоюродный? — переспрашиваю.

— Родной!

— Господи, — поражаюсь я шепотом. — До чего ж похож.

— Не то слово! — отвечает девушка рядом. — Бывает, скажет что-то, рассмеется, я сама поражаюсь — это же папа, вылитый….

До меня доходит не сразу — говорю с дочкой Федора. Настя превратилась в славную девушку.

— Помню фотографию — вы идете по бревну, а папа с мамой держат за руки. Было вам лет десять.

Настя задумалась на секунду и улыбнулась:

— Да, есть такой снимок….

Кого-то из друзей папы Настя обняла. Коллеге Игорю Рабинеру протянула зеленоватый отцовский галстук. Тот, обомлев, прижал подарок к губам. О Черенкове плохо не писал никто, но Игорю удавались тексты особенно пронзительные. Когда с любовью — видно сразу.

А Насте, кажется, передалась сердечность папы.

Я попросил этот галстук на секунду — и от него, нагретого октябрьским солнцем, почувствовал тепло. Будто сам Федор снял его секунду как — и протянул нам: носите. И помните.

— Федора мы любили прежде всего как человека, — донесся до меня голос Сергея Шавло. — Больших футболистов много, но чтоб большой футболист был таким человеком… Редкость!

Федору Федоровичу друзья отыскали, наверное, лучшее место. Если можно говорить такое о кладбище. Где-то внизу, поодаль генералы, герои труда и заслуженные артисты. Черенков и здесь — словно на футбольном поле. А все остальные — чуть в стороне, на трибунах. Федор покоится на горке — как Пастернак на тихом переделкинском погосте. Соседей пока нет. Федор на этом участке один.

* * *

Кто-то побывал с раннего утра — могила утопает в свежих цветах. На пригожую, руками собранную где-то в Подмосковье охапку ромашек слетелись шмели со всех лугов в округе — будто и лето продолжается, и жизнь, и футбол Феди Черенкова. Великого футболиста, от которого почти не осталось интервью. Только крошечный, минут на семь, фильм «Футбол Федора Черенкова», снятый к его отъезду во Францию в 1990-м. Кажется, по личной инициативе Старостина.

Остались матчи, километры пленки — но что они скажут сегодняшним ребятам о Черенкове? Да и будет ли сегодняшний пацан все это смотреть? Впрочем, посмотреть матчи с «Астон Виллой», «Аталантой» и Киевом стоило бы — хоть ради того, чтоб сделать открытие: «Спартак» Черенкова играл никак не медленнее нынешнего….

Я смотрю на деревянный крест и вспоминаю последнюю нашу встречу с Черенковым. Отчего-то начал Федор вспоминать стадионы в Англии, Аргентине. Говорил — какой же кайф играть, когда трибуны нависают над твоими плечами. Искал ответа в моих глазах, а я сконфуженно поддакивал. Наверное!

* * *

Ребята из спартаковской академии, будущие звезды и миллионеры, робко стояли с гвоздичками в руках. Переминались с ноги на ногу, не говоря ни слова. Даже не переглядывались.

— Между прочим, каждого из вас Федор знал по имени, — произнес кто-то.

Рядом стоял тренер со знакомым лицом. Я не мог вспомнить — кто ж это? Из поколения недавно закончивших, с первой проседью. Не удержался, спросил.

— Это ж Володя Джубанов. Неужели не узнали?

Вот теперь узнал. Конечно же!

Все приходили по одному — вот Виктор Самохин. Крепко-крепко пожимает всем руки. Вот Георгий Ярцев и Сергей Шавло отошли куда-то и вернулись полчаса спустя с венком.

Сергей Родионов, сказав что-то негромко пацанам из академии, готов говорить и со мной:

— Сейчас мне кажется, что помню каждый день, каждый момент общения с Федором. Это было такое счастье — играть с ним в одной команде, открываться под его передачи… Эти передачи были шедеврами, сам он помнил досконально всякую комбинацию даже годы спустя. Это тоже мало кому дано. Но объяснить он не мог!

— Вы спрашивали?

— Да постоянно. Пожимал плечами: «Я не понимаю, как это получилось». Сегодня для меня очень волнительный момент.

— Помните, как с Черенковым познакомились?

— 78-й год, Тарасовка. Хотя я еще до этого знал, что в 59-м годе рождения появился паренек. Не очень физически крепкий, но исключительного ума. Даже фамилию запомнил — Черенков. Я тоже был в школе «Спартака», но на три года младше. А в 1978-м впервые вместе вышли на футбольное поле — и всю карьеру шли вместе. Жили в одной комнате.

— Последняя встреча была в больнице?

— К сожалению, нет. В реанимацию был разрешен доступ только родственникам. Встретились накануне этого несчастного случая. Федор часто приезжал в академию. Вот там и встретились.

— Я услышал, что Черенков знал по именам всех ребят в академии. Неужели правда?

— Так и есть. Мы с ним постоянно что-то обсуждали. Просто Федор не так броско это делал, зато в беседах постоянно интересовался: «А это кто? А это?» Особенно обращал внимание на ребят техничных, способных отдать передачу. А если кого-то видел впервые, тут же все выяснял и запоминал.

— Старостин как-то зашел к юному Черенкову в номер: «О чем мечтаете, молодой человек?» — «Заиграть в “Спартаке” и жениться». А у вас есть такой же, самый памятный разговор?

— Есть. Но о чем тогда говорили с Федором, рассказывать в газетах не стоит.

* * *

— А вы когда первый раз увидели Черенкова? — интересуюсь у Георгия Ярцева.

— В том же 78-м. Худенький такой… Как тогда казалось — маленький и хиленький мальчик. Но сразу чувствовалось, что боец. Еще мы быстро поняли, что этот человек станет любимцем Бескова. Но особенно ему покровительствовал Николай Петрович, который говорил: «Федор еще всем покажет…» Черенков был словно сын полка!

— Прекрасное определение.

— Неконфликтный человек. Любил не учить, а учиться. Таким и оставался до конца футбольной карьеры. Никогда молодые не слышали, чтоб он что-то менторским тоном говорил. Что сейчас, что прежде вспомнит кто-то в компании Федора — и сразу у всех улыбки. Светлый человек! Бессребреник, мог отдать последнее! Что, кстати, регулярно случалось….

— Сегодня случайно вспомнилась какая-то встреча с Федором?

— Мы жили в соседних домах как раз в то время, когда Черенков проводил самый великолепный свой сезон: играл за «Спартак», первую сборную, олимпийскую… Вот где здоровье-то было подорвано. Однажды встретил его на улице — Федор брел уставший. Остановились, разговариваем. А Черенков всегда выражал сомнения в собственном таланте! И тогда вдруг произносит: «Ой, Георгий, а я не знаю, возьмут ли в сборную…» Я рассмеялся: «Если и сшили в сборной два костюма, то Малофееву и тебе». Малофеев тогда был главный тренер. А Федор даже на вершине славы всегда критически себя оценивал. Собственные действия подвергал сомнению. Поэтому и получился из него народный футболист.

— Еще какие фразы помнятся?

— Как-то долго сидели на сборе, народ стал проситься домой, и Бесков на собрании говорит: «Значит, вы семью любите больше, чем футбол!» И тут в тишине слышим негромкое, но отчетливое от Федора: «А я и семью люблю, и футбол…».

— В этом он весь.

— Точно! Женам тогда запрещалось нас встречать или провожать. Но для Федора делалось исключение — жена его и провожала, и встречала. Федор есть Федор, ему многое позволялось. Только лишь потому, что он никогда не манипулировал и не тянул на себя одеяло. Просто жил как жил. Это его судьба, его жизнь. Когда сейчас всякие яйцеголовые дегенераты дают характеристики этому человеку… Нужно прежде соизмерить величину Черенкова и собственную. Играли-то все. Но все — по-разному. И не каждый остался в народной памяти, как Федя.

* * *

Скульптор привез макет памятника Федору, который вот-вот установят на Троекуровском. Прямо здесь обговаривали последние штрихи: как разместить спартаковский ромб, как повернуть трибуны за спиной Черенкова — любой пришедший навестить Федора должен видеть эти трибуны издалека.

Неподалеку от Черенкова лежит актриса Любовь Полищук — памятник у нее удивительный, ни с каким не спутаешь. Белая высокая стела, бюст из прозрачного камня. Быть может, горного хрусталя. Солнце встает — и луч ломается в этом камне, брызгами рассеивается по тропинкам. Лицо оживает!

У Федора тоже будет особенный памятник.

— Черенков был светлым человеком — и вырезать его фигуру будем из белого камня, — рассказал мне скульптор Владимир Матюхин.

— Когда готовили памятник погибшему ярославскому «Локомотиву», проектов было много. Вокруг памятника Черенкову тоже случались споры?

— В ярославском конкурсе я участвовал. Тогда мой вариант остался незамеченным. В случае с памятником Федору вариантов было несколько, мы постоянно контактировали с братом Виталием Черенковым. Остановились на варианте с трибунами за спиной, отыскали одну из лучших фотографий Федора в движении. На поле по силуэту можно было понять, кто это. Постараемся это неуловимое передать в памятнике, кошачьи движения Феди, пластику… Еще решили — человек, поднимаясь по лестнице на этот участок кладбища, должен видеть фон из трибун издалека. Чтоб каждый остановился и помянул. Из пятнадцати эскизов семья решила остановиться на этом.

— На могиле Высоцкого собирались установить метеорит. Для могилы Черенкова тоже предлагались нестандартные варианты?

— Нет. У нас получилось светло и емко. С самого начала было понятно, чего хотим. Общение вообще получилось позитивное. Несогласных не было — вместе мы искали только движение, пластику….

— Ромб будет какой-то необычный?

— Да, красно-белая мозаика.

— Это не так просто?

— Сложнее с фигурой. Не литье, а светлый камень. Очень ответственная работа. Металл можно перелить, а с камнем работаешь сразу набело. Не исправишь.

* * *

Дмитрий Градиленко дважды становился чемпионом страны — в одном составе с Федором Черенковым.

— Был случай… — улыбается воспоминаниям Дмитрий, держа стаканчик с кофе в руке. — Сидели мы на зимних сборах то ли в Голландии, то ли в Германии. Перед сном отправились прогуляться. Я, кто-то из молодых, и Черенков. И вдруг Федор говорит: «А вы знаете, что надо есть кокос?».

— Зачем?

— Мы тоже поразились: «Зачем?» Мы знать не знали ни про какие «Баунти». А Федор отвечает: «Очень укрепляет в смысле мужской силы…» Он год отыграл во Франции и все это, неведомое советским людям, прояснил. Я тоже на всю жизнь запомнил.

— У меня до сих пор перед глазами гол «Кельну» с нулевого угла. Не представляю, как Черенков его забил.

— Да, 89-й год, поздняя осень… А я помню другой момент. Тогда в Тарасовке часто дубль играл против основы. Как-то выхожу с дублерами, отвечаю за Родионова. Присматриваю за Федором, вся игра через него. Он смотрит в одну сторону, к Родионову даже голову не поворачивает. Я обернулся в другую сторону — кому ж он собирается отдавать? Тут же мяч оказался за моей спиной, Сергей Юрьевич вышел один на один и забил. Вынимай. Я и сейчас не могу понять: как же так?! На одну секунду расслабился!

— Вы с Черенковым легко перешли на «ты»?

— Когда я только попал в команду, заходил в спартаковский автобус, который отходил от Сокольников, и сразу забивался в дальний угол, чтоб никто меня не видел и не слышал! Едва ли я мог в то время сказать Черенкову «ты». Да и вообще, вряд ли мог сам завести с ним беседу. Черенков был для меня каким-то нереальным человеком.

— У того «Спартака» были матчи, после которых ветераны могли жестко высказаться. Выездной со «Стяуа», например, — и три мяча в воротах Дасаева.

— Лэкетуш с Хаджи разрывали….

— Ваш левый край, между прочим.

— В том-то и дело! Надо мной потом не ветераны смеялись, а мои одногодки, Мостовой и Шалимов. Говорили: «Град, подойди на вахту, тебе письмо пришло». — «От кого это?» — «Да Лэкетуш написал…» А Федор не издевался, нет. Не помню не то что выговора, а даже повышенного тона с его стороны.

Вся та спартаковская жизнь для меня сейчас будто сон. Было, но не со мной. Вот пересматривал недавно матч с «Глентораном» в Кубке чемпионов. Тогда спартаковская форма потерялась, дали какую-то чужую. Не помните?

— Что-то припоминаю. В черной играли?

— Черно-красная в шашечку! Кажется, Федор тогда забил. Вот это помню. Как играл — тоже помню. Но ощущение, будто происходило в каком-то параллельном измерении.

* * *

Я оглянулся, уходя. Кто-то складывал поминальный столик. Кто-то, присев на корточки, ладонями хранил от ветра горящую свечку.

Даже сейчас, год спустя, не верится в три слова, выведенные на этой дощечке. «Черенков Федор Федорович» — это разве о нем, самом прекрасном футболисте моей юности? Разве Черенкова может не быть где-то рядом?

Но если о нем — пусть черта меж двух дат будет для него мостиком в другую жизнь. Еще светлее.

Которая, конечно же, есть.

Федор ЧЕРЕНКОВ.

Родился 25 июля 1959 года в Москве. Полузащитник, нападающий.

Заслуженный мастер спорта СССР. Воспитанник СДЮШОР «Спартак».

Выступал за «Спартак» (1978 — 1990, 1991, 1993) и «Ред Стар» Франция (1990/91).

3-кратный чемпион СССР (1979, 1987, 1989). Чемпион России-1993. Обладатель Кубка России-1993/94.

Лучший футболист СССР-1983, -1989.

Бронзовый призер Олимпиады-1980.

В составе «Спартака» провел 514 официальных матчей (рекорд клуба), забил 129 голов.

В чемпионатах СССР/России провел 398 матчей, забил 95 голов.

Последний матч провел в возрасте 34 лет 105 дней — за «Спартак» 7 ноября 1993 года против «Ростсельмаша» (3:0 дома).

В сборной СССР дебютировал в 20 лет — 12 сентября 1979 года в отборочном матче Еuro-1980 против Греции (0:1 в гостях).

За первую сборную СССР провел 34 матча (12 голов), за олимпийскую — 10 матчей (6 голов).

15 июня 1980 года забил гол в товарищеской игре против Бразилии (2:1) на «Маракане» в присутствии 130 тысяч зрителей. Это единственная победа над бразильцами в истории национальных команд СССР и России.

Кавалер ордена «Знак почета» (1985), ордена Дружбы народов (1994) и ордена Почета (1997).

В 2009 году получил награду РФС «Легенда футбола».

В 12 лет снялся в фильме Исаака Магитона «Ни слова о футболе» в роли юного игрока, который забил гол ударом «ножницами» через себя.

С мая 1994 года по февраль 1999-го был одним из тренеров «Спартака».

Юрий ГОЛЫШАК
из Москвы.